Стругацкие. Лучшие произведения в одном томе - Страница 373

373

– А он?

Андрей подумал.

– Не знаю. Но скорее да, чем нет. Иногда мне вдруг кажется, что он изо всех сил старается держаться от меня подальше.

Наставник потянулся, хрустнув пальцами.

– Да разве в этом дело? – сказал он. – Когда Ван сидит с тобой за бутылкой водки и вы вспоминаете, как оно все было, Ван отдыхает, согласись. А когда ты сидишь с полковником за бутылкой шотландского, разве кто-нибудь из вас отдыхает?

– Какой уж тут отдых, – пробормотал Андрей. – Чего там… Полковник мне просто нужен. А я – ему.

– А когда ты обедаешь с Гейгером? А когда пьешь пиво с Дольфюсом? А когда Чачуа рассказывает тебе по телефону новые анекдоты?..

– Да, – сказал Андрей. – Все это так. Да.

– У тебя разве что с одним Изей сохранились прежние отношения, да и то…

– Вот именно, – сказал Андрей. – Да и то.

– Не-ет, и речи быть не может! – сказал Наставник решительно. – Ты только представь себе: вот здесь сидит полковник, заместитель начальника штаба вашей армии, старый английский аристократ знаменитого рода. Вот здесь сидит Дольфюс, советник по строительству, знаменитый некогда в Вене инженер. И жена его – баронесса, прусская юнкерша. А напротив – Ван. Дворник.

– Н-да, – сказал Андрей. Он почесал в затылке и засмеялся. – Бестактно как-то получается…

– Нет-нет! Ты забудь про деловую бестактность, бог с ней. Ты представь себе, что Ван будет при этом чувствовать, каково будет ему?..

– Понимаю, понимаю… – сказал Андрей. – Понимаю… Да ну, все это вздор! Позову его завтра, сядем вдвоем, посидим, Мэйлинь с Сельмой чифань нам какой-нибудь смастерят, а мальчишке я «бульдог» подарю – есть у меня, без курка…

– Выпьете! – подхватил Наставник. – Расскажете друг другу что-нибудь из жизни, и ему есть тебе о чем рассказать, и ты тоже хороший рассказчик, а он ведь ничего не знает ни про Пенджикент, ни про Харбаз… Прекрасно будет! Я даже немножко завидую.

– А вы приходите, – сказал Андрей и засмеялся.

Наставник тоже засмеялся.

– Буду мысленно с вами, – сказал он.

В это время в парадной позвонили. Андрей посмотрел на часы – было ровно восемь.

– Это наверняка полковник, – сказал он и вскочил. – Я пойду?

– Ну разумеется! – сказал Наставник. – И прошу тебя, впредь никогда не забывай, что Ванов в Городе – сотни тысяч, а советников – всего двадцать…

Это действительно был полковник. Он всегда являлся в точно назначенный срок, а следовательно – первым. Андрей встретил его в прихожей, пожал ему руку и пригласил в кабинет. Полковник был в штатском. Светло-серый костюм сидел на нем, как на манекене, седые редкие волосы были аккуратно зачесаны, туфли сияли, гладко выбритые щеки сияли тоже. Был он небольшого роста, сухой, с хорошей выправкой, но в то же время чуть расслабленный, без этой деревянности, столь характерной для немецких офицеров, которых в армии было полным-полно.

Войдя в кабинет, он остановился перед ковром и, заложив за спину сухие белые руки, некоторое время молча обозревал багрово-черное великолепие вообще и развешенное на этом фоне оружие в частности. Потом он сказал: «О!» и посмотрел на Андрея с одобрением.

– Садитесь, полковник, – сказал Андрей. – Сигару? Виски?

– Благодарю, – сказал полковник, усаживаясь. – Капля возбуждающего не помешает. – Он извлек из кармана трубку. – Сегодня был бешеный день, – объявил он. – Что там произошло у вас на площади? Мне приказали поднять казармы по тревоге.

– Какой-то болван, – сказал Андрей, роясь в баре, – получил на складе динамит и не нашел лучшего места споткнуться, как у меня под окнами.

– А, значит, никакого покушения не было?

– Господь с вами, полковник! – сказал Андрей, наливая виски. – Здесь у нас все-таки не Палестина.

Полковник усмехнулся и принял от Андрея бокал.

– Вы правы. В Палестине инциденты такого рода никого не удивляли. Впрочем, и в Йемене тоже…

– А вас, значит, подняли по тревоге? – спросил Андрей, усаживаясь со своим бокалом напротив.

– Представьте себе. – Полковник отхлебнул из бокала, подумал, задравши брови, потом осторожно поставил бокал на телефонный столик рядом с собой и принялся набивать трубку. Руки у него были старческие, с серебристым пушком, но не дрожали.

– И какова же оказалась боевая готовность войск? – осведомился Андрей, тоже отхлебывая из бокала.

Полковник снова усмехнулся, и Андрей ощутил мгновенную зависть – ему очень хотелось бы уметь усмехаться так же.

– Это военная тайна, – сказал полковник. – Но вам я скажу. Это было ужасно! Такого я не видывал даже в Йемене. Да что там Йемен! Такого я не видывал, даже когда дрессировал этих чернозадых в Уганде!.. Половины солдат в казармах не оказалось вовсе. Половина другой половины явилась по тревоге без оружия. Те, кто явился с оружием, не имели боеприпасов, потому что начальник склада боепитания вместе с ключами отрабатывал свой час на Великой Стройке…

– Вы, я надеюсь, шутите, – сказал Андрей.

Полковник раскурил трубку и, разгоняя дым ладонью, посмотрел на Андрея бесцветными старческими глазами. Вокруг глаз у него была масса морщинок, и казалось, что он смеется.

– Может быть, я немного и преувеличил, – сказал он, – однако посудите сами, советник. Наша армия создана без всякой определенной цели, только потому, что некое известное нам обоим лицо не мыслит государственной организации без армии. Очевидно, что никакая армия не способна нормально функционировать, если отсутствует реальный противник. Пусть даже только потенциальный… От начальника генерального штаба и до последнего кашевара вся наша армия сейчас проникнута убеждением, что эта затея есть просто игра в оловянные солдатики.

373